«Итак, я – ваш Чохан сердца. А поскольку розовое пламя сердца представляет собой частоту, на которой находится любовь к миру, позвольте мне входить в ваше сердце хотя бы по понедельникам и быть принятым в обители сердца…»

Вознесенный Владыка Павел Венецианец – Владыка Третьего луча и посвятитель наших сердец – рассказывает очень трогательный эпизод из своей жизни, в которой он воплощался художником и его чуткая душа, единая с Богом, несла бремя затаенного горя другой души, а затем передала ей утешение Духа Воскресения, что способен исцелить даже ангела, заключенного в плоть.

«Я благоговейно храню воспоминание о том дне, когда впервые достаточно полно ощутил, что Бог и я составляем единое целое. Утро в тот день было хмурое, я напряженно работал над ликом ангела, но почему-то небесная красота ускользала, и мои нервы, ощущения и чувства были охвачены смятением.

Это было странно, ибо с некоторых пор безмятежность, спокойствие, чувство знания стали моим призывным состоянием, и вот теперь, когда я надеялся воспользоваться этим спокойствием, безмятежностью, пониманием, чтобы запечатлеть небесное существо, пришло осознание, что нужда в источники мира сильна как никогда.

По какой-то причине, понимание которой, казалось, никак не может прорваться к моим внешним чувствам, я не мог успокоить свой ум и, должен признаться, с гнетущим чувством решил закрыть мастерскую. Я убрал кисти и, скажу откровенно, печаль сквозила в каждом моем движении. Это не было полным унынием, просто непривычное волнение охватило мир моих чувств, будто зловещее предвестие чего-то недоброго.

Я покинул студию и вышел на улицу. Казалось, что встречным известны все помышления моего сердца, – я прятал глаза и , вероятно, был похож на преступника, пытающего скрыться от назойливого любопытства людей.

Все это привело меня почти в отчаяние, я  поспешил прочь из городского многолюдья в относительной тишине сельских окраин. Когда подошел к краю поля, граничащего со старым кладбищем, показалось, что подавленность моя пошла на убыль, да и облака начали постепенно рассеиваться, подул легкий ветер.

Я почувствовал, что в сельской тиши во мне вновь пробуждается чувство покоя, столь привычное и столь дорогое. Бродя по полям и рощам, я размышлял: не гнетущая ли атмосфера города повинна в моем состоянии? И внезапно осознал, что должен быть в силах хранить чувство прекрасного, даже окруженный городской суетой и безобразием.

Я решил, что причина моей подавленности крылась вовсе не в этом, сейчас я наслаждался вновь обретенной безмятежностью и подумал, что если сумею удержать это ощущение, то, вернувшись в мастерскую, смогу написать лицо ангела.

Но не получилось – я услышал чей-то горький плач, и на мгновенье мое сердце содрогнулось от жалости к людям. Рыдания неслись с кладбища; девушка, охватив руками надгробье, плакала так горько, что казалось, ее сердце сейчас разорвется. Я колебался, удобно ли мне, совершенно чужому человеку, обратиться к ней со словами утешения, сказав:

«Вытри слезы, доченька, и успокойся». Почему-то я никак не решался заговорить с ней, что тоже было совсем мне не свойственно.Затем я подумал, что мог просто за нее помолиться.И лишь только начал молитву, из-за туч показалось солнце и засияло во всей своей красоте, как будто ангелы раздвинули завесу темных туч. От мрачности маленького кладбища не осталось и следа, рыдания внезапно прекратились, и девушка изумленно взглянула вверх. Печаль, даже горе ясно читались на ее лице, прекрасней которого я никогда не встречал. Это было лицо моего ангела – лицо, которое я искал.

Возрадовавшись, я постарался запечатлеть в памяти это мгновенье, но понял, что необходимо стереть с ее лица печаль горя, а значит надо попытаться подать ей луч надежды, хоть как-то утешить ее бедное сердце. Все еще стесняясь, я улыбнулся, и она ответила мне улыбкой. Я сказал, подавая ей веточку цветущей яблони: «Доченька, пришла пора воскресения в Природе; послушное циклам, все приходит и уходит, чтобы затем снова вернуться к полноте и цветенью; и твой любимый отец, воскреснув, тоже вернется к тебе.

Дрожащим голосом она ответила: «Я знаю, добрый господин. Я знаю, но я так одинока». Я взял ее руку в свою и, начав молится, почувствовал, что через меня проходит волна сияния Христа; я видел, что каждая черточка ее лица отражает милосердие, утешение и принятие Духа Воскресения.

Ощущал, как через мою руку протекает огромная энергия, и чувствовал, что сердце переполняет надежда. Поистине, «цельное око» духа пришло в действие. Лицо девушки вдруг озарилось счастливой улыбкой, и она произнесла: «О, я больше не чувствую себя одинокой. Я сейчас поспешу домой, к маме. Мое горе приводит ее в отчаяние, но я не буду больше печалиться, так как что-то внутри заставляет меня верить вам. Не знаю почему, но ваши слова убедили меня, и я не стану больше грустить».

Солнце сияло во всей своей славе, озаряя все вокруг, и я стал свидетелем преображения, чудо которого помнил всю жизнь до самого вознесения. Ангельский лик сиял предо мною в Божественной славе и красоте. И я воскликнул: «Воистину, за завесой плоти скрыт Бог!»- и, вернувшись домой, запечатлел моего ангела». 

Павел Венецианец является Владыкой Третьего луча – луча божественной любви. Он покровительствует развитию культуры Вознесенных Владык в нынешнюю эпоху и работает со всеми, кто желает внести вклад в это дело ради блага человечества. Культура Вознесенных Владык является краеугольным камнем в пирамиде золотого века, ибо сказано, что именно через культуру человечество отзовется на духов­ные истины и учения Великого Белого Братства.

Во времена Атлантиды Павел служил в правительстве, возглавляя департамент культуры. Перед тем, как континент затонул, он перенес и закрепил фокус пламени свободы в Перу, что дало импульс развитию культуры, великолепию и богатству цивилизации инков. В империи инков он воплощался художником, который писал неблекнущими красками (мастерство, которое он вновь проявил в своем последнем воплощении).

Позднее он воплощался как мастер эзотерической архитектуры в Египте, где в период строительства пирамид работал вместе с Эль Морией, в то время мастером-зодчим.